Как закалялась «Бриллиантовая рука»

Игра актеров, работа режиссеров, операторов, сценаристов, — все на высшем уровне. Но особую роль при создании советского кино всегда играла музыка. Один из самых известных творцов эпохи — композитор Александр Зацепин. Он написал музыку к настоящим хитам «Звенит январская вьюга», «Есть только миг», «Волшебник-недоучка», «Куда уходит детство» и многим-многим другим.

В октябре Александр Сергеевич посетил Красноярск. Билеты на его творческий вечер расхватали моментально, а мы, чтобы узнать, чем сейчас занимается великий композитор, побывали на его встрече с красноярскими студентами.

Александр Сергеевич, расскажите, чем вы сейчас живете и чем занимаетесь?

- Сейчас пишу музыку для мюзиклов и балетов. Когда кино для меня закончилось — не стало моего режиссера, моего поэта — я уехал из страны. А потом  решил больше не писать песен, пусть молодые пишут, и написал мюзикл «31 июня». Сейчас он имеет успех в северной столице. Потом был написан еще один мюзикл — «Тайна третьей планеты», он идет в Новосибирске. Также балет по этому мультфильму, но пока о его постановке говорить рано. А еще «Айвенго» по Вальтеру Скотту. Хотим его поставить, но мешают финансовые проблемы: в мюзикле задействовано очень много актеров, и каждому нужно сшить костюмы, подогнать роли, партии и все в этом духе.

Как вы отнеслись к ремейку «Кавказской пленницы»?

- Мне предлагали писать для него музыку, но я отказался. Даже не видел, что они там делали, и что в итоге получилось. На мой взгляд, очень смешно копировать Никулина, Вицина и Моргунова. Как это возможно? Я бы еще понял, если бы они развивали сюжет спустя какое-то время после тех событий, в другой версии — как за рубежом, например. А так — это все равно что переснимать фильмы с Чаплином, когда на его месте другой актер, но делает он то же самое. В итоге сам фильм я не смотрел, но мне сказали знающие люди, что хорошим его не назовешь.

Есть ли у вас незаконченные произведения, которые мир пока не слышал?

- У меня есть несколько незаконченных произведений и отдельных мелодий. Я могу что-то там переделывать, изменять, но меня это не удовлетворяет. Так оно и висит. Ну, не получается, что же делать? Не все же можно закончить. Но есть и такие, которые удавались с первого раза. Скажем, музыку к фильму «Красная палатка» я писал так: лег на диван, представил Северный Ледовитый океан, пустыню и дикий холод. И написал ее, можно сказать, в один момент.

Или, например, «Песню про зайцев» для «Бриллиантовой руки». Запев получился сразу, а припев был не очень хорош. Я всегда сначала пишу мелодию, а потом поэт (раньше это обычно был Леонид Дербенев) пишет текст. К слову, писать на музыку стихи очень сложно из-за того, что нужно выдерживать размеры. И наоборот. А Дербенева это не волновало: ты хоть что пиши — он сам разберется, как все сделать так, чтобы людям понравилось. Так вот, припев у меня никак не получался. Я писал один, второй, третий, но все было не то. Дописать песню помог случай. Мне нужно было ехать к Гайдаю и уже что-то показывать. Я брился электрической бритвой, и ее жужжание подкинуло мне идею. Я подбежал к роялю, сразу записал на магнитофон. Показал Гайдаю и ему это понравилось. «То, что надо!», - сказал он тогда. Но после этого сколько я ни брился, больше ничего в голову не приходило.

Расскажите, как вы начали работать с Гайдаем.

- Мне помогли случай и удача. Был фильм «Наш милый доктор», где я оказался единственным композитором. Чтобы записать озвучку, меня отправили в Москву. Среди записанных песен было несколько более или менее популярных, например, «Облака лебединые». И, как выяснилось потом, Гайдай и его жена Нина Гребешкова знали ее. После записи я вернулся в Казахстан и продолжил работу с «Таджикфильмом» и «Киргизфильмом». В какой-то момент у композитора Никиты Богословского произошла серьезная размолвка с Леонидом Иовичем, он ушел, и в результате образовался вакуум. Тогда Нина сказала Гайдаю: «Возьми вот этого молодого композитора». Он ответил, что не уверен, получится ли у меня написать эксцентричную музыку, но все же пригласил меня. Так я попал к нему.

С того времени с какими певцами вам работать проще и удобнее?

- Обычно я подхожу к вопросу исполнительства так же, как Гайдай. Он рассказывал, что, например, когда к нему приходит актер, он нужную сцену проигрывает сам (Леонид закончил актерский и режиссерский факультеты), а потом смотрит на то, как это делает актер. И если он сыграет все прекрасно, то Гайдай ничего не говорит, но если сыграет плохо — показывает ему, как надо. А если и после этого не получается, отказывается от него. Так случалось много раз. Бывает и такое, что актер не может озвучить сыгранную им роль. Тогда приглашают другого актера, как было, например, в «12 стульях». Остап Бендер тогда был неубедителен.

А что насчет вашего опыта с Аллой Пугачевой? Она соответствовала всем вашим требованиям?

- Мне повезло с Аллой. Когда у меня появлялась новая мелодия, я приглашал Аллу к себе, чтобы она попробовала спеть на нее песню. В процессе она сама повышала тональности и изменяла мелодию. Это очень важно, потому что многие вокалисты, к сожалению, не знают, где и что нужно нажимать, играя на рояле или фортепиано. Алла играла, добавляя при этом что-то свое, и в результате появлялась новая конструкция песни. А бывают исполнители, которые не знают, как спеть.

Возьмем ту же песню «Любовь одна виновата». Там Пугачева пела ритмически свободно, а аранжировка сделана так, что аккорды повторялись для ее удобства. Жалко, конечно, что пришлось прекратить сотрудничество. Просто так получилось. Со временим мы забыли это, теперь все нормально. Но сейчас она уже не поет, у нее нет такого широкого диапазона, какой был раньше. Вообще Алла — думающая певица. Вот «Волшебника-недоучку» она с самого начала спела нормальным голосом. У меня дома своя профессиональная студия, и она пела там. Я сказал ей, что надо веселее, и она пошла к роялю. Сидела за ним где-то полчаса, пробовала другие варианты, а после спела так, как я хотел. Повторюсь: так могут не все.

С чего вы начинали? На какой музыке вы росли и что воспринимали за эталон?

- Мне приходилось постоянно учиться. Как и все композиторы моего поколения, помимо классической музыки, изучаемой в консерватории, я слушал джаз и играл его в свободное время. Когда появились The Beatles, я их не понял. Позже ко мне пришла дочь и рассказала, что ее одноклассники говорят, будто я пишу музыку только для своего поколения, но не для них. И я задумался, что я старею, а значит, остаюсь в хвосте. И представил тогда широкую реку, по течению которой плывем мы все. Есть какая-то протока, куда вся молодежь стремится, я же продолжаю плыть вперед, хотя мне надо вернуться назад и быть в хвосте, с ними. И я начал слушать эту музыку, ведь раз ее слушают миллионы человек, значит, в ней что-то есть. А потом сам начал писать в этих стилях.

А что с современной музыкой? Воспринимаете ли вы ее всерьез?

- Сейчас период легкой и ненагруженной нотами музыки. Здесь работает принцип музыкальной синусоиды — на эстраде множество звезд, но в итоге они проваливаются в небытие. И сейчас нельзя точно предположить, какой именно стиль будет актуален и популярен дальше.

Как работала цензура в ваше время?

- Давайте возьмем «Бриллиантовую руку». Картина прошла только благодаря Брежневу, который лично дал ей ход. Изначально в фильме критики хотели вырезать песни, включая «Остров невезения», или заменить их текст. Кроме этого, в конце ленты происходил атомный взрыв. Он был сделан для того, чтобы, словно красная тряпка для быка, отвлекать цензоров от тонкостей, которые Гайдай хотел донести до зрителей. Но Гайдая просили это убрать в течение двух недель. Немного позже нам позвонили и сказали, что Брежнев хочет посмотреть какую-нибудь свежую комедию. Пришлось отправлять то, что было на тот момент. Спустя день он снова позвонил и спросил, почему мы не выпускаем такую хорошую комедию. Гайдая вызвали и сказали, что, мол, ты бы убрал хоть атомный врыв. Он сказал, что подумает, и в итоге убрал.

Подготовил Руслан Максимов